Грайи мифология. «Сестры Грайи

Ведьмы и колдовство захватили умы: от разгневанных жителей деревень, удивляющихся, почему это вдруг городские женщины обрели чувство независимости, до обычного обывателя, интересующегося, был ли травяной чай вчера вечером зельем или просто очень плохим чаем. Страшные ведьмы выступали как источник мудрости и зла в фольклоре на протяжении многих поколений.

Кикимора

Кикимора, домашний дух со смешным именем, который необходимо, прежде всего, уважать. Она - женский эквивалент и жена домового, и ее присутствие всегда обнаруживается по мокрым следам. Так чего же страшного в Кикиморе? Она вполне безобидна, но если ей не оказывают уважения, она будет свистеть, бить посуду и разбрасывать вещи. Если вам дорого ваше имущество, лучше остаться с Кикиморой в хороших отношениях.

Кирка (Цирцея)

Знаменитый персонаж из «Одиссеи» Гомера, Цирцея была ведьмой, которая жила на острове Ээя. У нее было своеобразное хобби - она обращала проплывающих мимо моряков в волков, львов и других животных при помощи зелья. Некоторые собирают марки, а другие превращают людей в животных.

Когда Одиссей прибыл Ээю, Цирцея превратила его воинов в свиней, но у Одиссея было волшебное растение, данное ему богами, которое помешало Цирцее заколдовать и его. Одиссей потребовал от Цирцеи поклясться не предавать его, после этого он и его люди жили под защитой Цирцеи в течение года, прежде чем уплыть обратно в Итаку.

Ведьма Моргана

Большинство людей в общих чертах знакомы с легендой о короле Артуре и его компаньоне волшебнике Мерлине, но мало кто из нас помнит героиню по имени фея Моргана. В мифах она неустанно колдует, чтобы убить добрую королеву Гвиневру, которая запретила ей появляться при дворе, когда она была моложе. Она пытается предать любовника Гвиневеры, сэра Ланселота, и помешать походам рыцарей короля Артура. Окончательная судьба Морганы неизвестна, но она, в конце концов, примирится с королем Артуром и перенесет его в Авалон после его последней битвы.

Колдунья из Аэндора

Ведьма Эндора не была злой, но судьбу, которую она предсказывала, нельзя было игнорировать. Как гласит история, царь Саул пришел к ней за ответами на вопросы о том, как победить филистимлян. Ведьма вызвал призрак пророка Самуила, который не сказал, как победить филистимлян, но предсказал, что он будет побежден и присоединится к трем своим сыновьям в загробной жизни. Саул, раненный на следующий день в бою, убивает себя из страха. И хотя ведьма технически не заставляла Саула покончить с собой, она, конечно, посодействовала этому.

Чедип

Трудно понять, кто она – ведьма или вампир. Но приятного в ней мало. Если женщина умерла неестественной смертью, во время родов или покончила жизнь самоубийством, она становится Чедип, индийским аналогом суккуба. Она разъезжает на тигре при свете луны и, если входит в дом, никто этого не замечает. Затем она высасывает жизнь всех в доме через пальцы ног и бесследно исчезает.

Дженни Зеленые зубы

В зависимости от местности Англии эта жестокая ведьма еще известна как Джинни, Дженни, или Злая Дженни. Дженни Зеленые зубы была ведьмой, намеренно топившей и молодых, и старых просто ради удовольствия. В некоторых легендах она пожирает детей и стариков. В других случаях она просто садистка, которая наслаждается болью своих жертв. Она часто описывается с зеленым цветом лица и острыми, как бритва, зубами. Как и многими жуткими образами фольклора, ею, вероятно, пугали непослушных детей, в том числе и для того, чтобы они не купались в водоемах и не тонули.

Три Вещие сестры

Шекспировский «Макбет» - одна из главных пьес великого поэта, изобилующая блестящими персонажами и историями, полными волшебства, предательства и страхов. Но центральными героинями повествования, вокруг которых развивается сюжет, являются Вещие сестры. Безусловно, они довольно странные и необычные, но в данном случае и судьбоносные, и роковые определяющие судьбы. Они выступают как разрушительная сила: не только обрекают Макбета на мучения из-за страхов и пороков, но и посылают всю страну на войну только для того, чтобы лишить власти одного человека.

Ведьма Беллов

Ведьма семьи Белл является самой известной ведьмой американского фольклора, ее история – главная из тех, которые рассказывают у костра. По одной из версий она была полтергейстом , который появился в доме Джона Белла старшего в 1817 году. Ведьма третировала членов семьи, крушила мебель, сыпала проклятиями и сквернословила и, в конце концов, отравила Джона Белла, подсунув ему бутылку с ядом под видом лекарства.

Грайи и Мойры

Грайи – древнегреческие прядильщицы нитей судьбы. Их часто объединяют с Мойрами, так как у них есть общие атрибуты и функции. Судьба всех и каждого, даже судьба бессмертных, зависела от этих трех сестер.

Грайи были злобными родственницами Горгон (Медузы и двух ее менее знаменитых сестер). У них был один на всех глаз, которым они пользовались по очереди. Грайи также знали о неизвестном и о судьбе, но они не имели власти что-то менять в судьбах.

Геката

Геката - древнегреческая богиня колдовства . Она была также богиней ведьм и ядовитых растений, а также множества других колдовских атрибутов. Геката была дочерью титана Перса, и ей до сих пор поклоняются греческие многобожники. Говорят, что само понятие сглаза пошло от нее. В ее честь воздвигались святыни, чтобы предотвратить гнев злых демонов и духов. Одно из ее имен - Хтония («принадлежащая подземному миру»).

Если бы она существовала, ей, вероятно, не слишком бы понравился древний европейский обычай преследовать и сжигать живьем «ведьм» (которые чаще всего были просто невинными жертвами невежества).

"Грайи"

Теперь только профессора-филологи пишут, и то путаясь пером в словах, о Грайевом мифе. А в те, давно умершие, времена любой ребенок мог складно и бойко рассказать начало истории о Грайях. Но конец истории скрыт не то что от профессоров,- даже от детей: он в не рожденных еще веках, куда и приглашаю вас, вундеркинды, последовать за мной.

Три старухи, именем Грайи, были поставлены Зевесом стеречь горные тропы Парнаса. Тропы падали вниз, от высот к долам. Там, в заоблачьи, над миром, пластающимся внизу, был укрыт ни узды, ни бича не знавший крылатый конь - Пегас. Под золотым копытом Пегаса - ни травинки, но зато, нарастая буквой на букву, тянулись из земли в лазурь расчесываемые горными ветрами черные неписаные и нечитаные строки: ими и питался крылатый.

Хитрый разумом Зевес знал, что овладевшему Пегасом достанутся и взращенные им, миродержцем, высоко вознесенные над дымами долинных домов строчкастые чернобуквные луга парнасских склонов.

Оттого-то и поселил он у самых верхних поворотов троп старых злых Грай. Грай было три, но на всех трех был отпущен лишь один глаз. Старухи никогда не разлучались. Пока одна из них, овладев глазом, вглядывалась вниз, сквозь лёты туч, другие две нетерпеливо ждали своего череда: видеть.

Часто Грайи дрались из-за глаза, катаясь по острым камням шестируким и трехголовым безобразным комом, вырывая друг у друга переходившее из пальцев в пальцы зрение. Если сторожившая Грайя засыпала, другая тотчас же, сунув руку под отвислое веко спящей, крала у нее глаз.

Однажды Грайи услыхали чуть ощутимый шум: кто-то подымался по тропе из низин, роняя вниз мелкую осыпь. Шаг то ник, то возникал снова. Зрячая Грайя зорко вглядывалась вниз. Две другие, насторожившись, повернули пустые глазницы к шуму.

Что видишь?

Пряжу туманов.

Отдай глаз!

Звук креп: кто-то, прикрытый мглой, подымался на срывы скал; изредка останавливался, будто в раздумьи; и снова - гул роняемых ногою камней.

Сцепив руки, Грайи осторожно двинулись вниз: один глаз - шесть глазниц. Впереди зрячая, две слепых молча вслед. Опасность прерывала ссоры.

Вошли в тучи. Незрячие Грайи не раз оступались, скользя ногой по мокрым гранитам.

Мгляные нити медленно расклубливались. Снизу - квадраты полей; серые тонкие стебли дымов, вырастающих из печных труб; рыжие пятна черепицы.

Извивы тропы были пусты. Зрячая Грайя, повернув глаз вправо и влево, уж хотела ответить "нет", как вдруг увидала: там, позади, у утесного скоса, отделенного от них нешироким провалом, стоял человек. Он зацепился железным крюком, вделанным в длинную палку, за выступ утеса и спокойно, не шевелясь, наблюдал Грай.

Пошептавшись, Грайи двинулись навстречу нечестивцу. На пути - щель провала. Ведущая Грайя, присев на трясущихся коленях, прыгнула.

А мы, а мы? - зашамкали оставшиеся, протягивая руки к сестре.

Слепые, они не решались на прыжок. Тогда ведущая Грайя вынула глаз из-под века:

Сестры подставили ладони. Но в движении Грайи было что-то неверное: глаз, мелькнув белым бликом над пропастью, не долетел до другого ее края и канул в бездну. Четыре скрюченных ладони то сжимались, то разжимались, осязая лишь пустоту.

Глаз у тебя? - спрашивала одна.

Нет, у тебя,- шипела другая.

А человек, оторвав крючок от скалы, стал осторожно, но быстро спускаться к расселине. Перепрыгнувшая Грайя, оставшись одна и без глаза, почуяла страх.

На помощь! - кричала она оставшимся по ту сторону расселины.- Ко мне!

Тогда одна из безглазых решилась. Прыжок бросил ее легкое тело через бездну с достаточной силой, но не по прямой, а наискось: и, не достигнув земли, старуха, взвыв, рухнула в пропасть. Третья - не смела. Передовой Грайе не было выбора: назади - пропасть, впереди - враг. Слепая и одинокая, она приготовилась встретить смерть. Вонзив ногти в трещины земли, укрыв голову под острыми углами локтей, покорно ждала она конца. Камешки прянули под ударом стопы у самого ее уха. В воздухе просвистел острый крюк, и Грайя, раскинув руки, без стона свалилась вниз - вслед глазу и сестре.

Человек, победивший Грай, мог продолжать подъем. Навстречу швыряла молниями гроза. Гудели ветры. Тучи били серыми крылами. Но человек шел и шел: с камня на камень, извивами тропы, уступами скал - к парнасской выси.

Тучи, молнии, ветры остались внизу; над головой колосилось желтыми лучами круглое солнце, у ног же качались, буквами из букв вырастая, длинные, короткие, чернильной чернью налитые, графитной пыльцой присыпанные строки.

Меж строк с тонких стеблей гляделись махрово - расплывшиеся кляксы. А по колено в словах - белоснежный крылатый Пегас: крылья за спиной; в зубах -

охапка полусжеванных строк: жует, роняя то слово, то букву, то слог.

Хотел было смельчак заарканить Пегаса, но тот раскрыл шумящие бурей мощные крылья. Тогда победитель нарвал строк с парнасского луга, тома на два, и стал спускаться назад к жилью.

Когда в низинах стало известно, что доступ к парнасским высям свободен, люди тотчас же полезли и закарабкались по камням и тропам вверх.

Толпами. Но путь по срывам и кручам был тяжек. Многим пришлось, стеная и охая, сползать вниз, бросив затею. Вернувшиеся жаловались старейшинам. Те приказали: срывать кручи, круглить излом троп, делать их шире, а в опасных местах ставить перила. И когда все было сделано по слову старейшин, люди снова - кто в одиночку, кто с женами, детьми и слугами, mit Kind und Kegel

Потянулись вереницею из долины к высям.

Белые снега Олимпа, затоптанные ногами и истыканные палками, посерели и стаяли. Внизу, под черепицами, открывались издательства, платившие за каждую сорванную и доставленную с Парнаса строку по медной монете. Жадность овладела всеми. Строки и строфы рвали руками, стригли садовыми ножницами, косили косами. В суете иные поэмы попали под подошвы, сломались и спутали свои рифмы. Тогда построчная плата стала катастрофически падать; вновь организованная комиссия по благоустройству Парнаса на всех скалах и у поворотов всех троп вывесила правила:

" 1. Доступ на вершину Парнаса всем лицам, кроме предъявивших удостоверение с печатью Коллегии Большого Пера, с сего числа безусловно воспрещен.

2. Звания поэта удостаиваются лица по выдержании соответствующих испытаний при Коллегии Большого Пера. Как-то: испытания на прогон любой фразы сквозь все 24 метра и 1 идеологию; экзамена по сращиванию рифм и т.

3. Незарегистрированным: строк не рвать, Муз с собой не водить. За каждую незаконно сорванную букву виновные ответят перед Трибуналом критики, коему и предлагается озаботиться проведением в жизнь настоящих правил".

До указа буквы и строки росли из земли как попало: омеги и альфы вперемежку с юсами и азами. Рядом со скромными эмюэтами и круглым омикроном цвели себе пышные дэбль-ю, крохотные треугольники ижиц. Меж стройных стеблей пятистопного ямба трагедии, с росинками слез у острых концов, путались сорные, врозь глядящие вирши и сросшиеся рифмами газеллы.

Комиссия постановила ликвидировать беспорядок: парнасские строки были рассортированы по алфавитам, по поэтическим родам, видам и подвидам, с соблюдением строфических, ритмических и метрических классификаций.

Пегас долго оставался неуловимым. Подпустит иной раз и близко, на дюжину строк, и вдруг - крылья врозь, сверкнут копыта: ищи его на дальнем уступе. Тогда было основано Общество правильной пегасиной охоты; на Пегаса шли, вооружившись множеством гусиных и стальных перьев и остро очиненных карандашных графитов: целые тучи их, затмевая солнце, летели на Пегаса, вонзаясь в шею, в уши, в крылья. Израненный, он попробовал распрямить их -

Стреножили: "наш". Обкорнали крылья. Поставили в стойло. Теперь всякий за небольшую плату мог прокатиться на золотокопытом коне по песчаному кругу манежа; лица с удостоверениями - вне очереди.

Вначале плененный Пегас пугался толп: надели наглазники, и, опустив черные овалы наглазников к земле, с золотой, бессильно обвисшей гривой, апатично топтался, под свист бича и крики конюхов, когда-то крылатый, свободный конь по сомкнутой дорожке манежа.

Кругом - осклабившиеся рты:

Но оброненный Грайей глаз не погиб: пролежав века и века на дне ущелья, он был вынесен дождевыми потоками в низину, к околице людского поселка.

Там, зарывшись в землю, пролежал Грайев глаз еще лет сто, а на сто первую весну прозяб и стал прорастать: сначала от глазного корня пополз белый и рыхлый осевидный отросток тоненького, в волосок, нервного волоконца. Волоконце чуть утолщилось и стало члениться на никлые прозрачные фибриллы, расползаясь вправо и влево сложнящейся сетью. Из зрачка протолкнулся вверх мутный стеклистый побег: раздвинув наслойки песку и налипшую на стебель глину, он смело глянул в солнце. Еще неделя, и крохотные радужные кружки, опоясавшие стебель, вдруг разорвались пестрыми лепестками. Глаз лежал где-то на заброшенном дворике, куда редко кто и заходил, у тына, среди порослей бурьяна и высоких пыльных трав. Никто не приметил рождения диковинного деревца.

Понемногу ветвясь и приподымая с земли крепнущую крону, деревцо вытянулось кверху, поднявшись над головками трав и бурьяна. Близилась осень: на сливах синели овалы слив; на яблонях - зазолотились яблоки; и на диковинном деревце, повиснув на белых осевидных фибриллах, прокруглились свесившиеся зрачками вниз, маленькие, понемногу полнящиеся и наливающиеся нервным соком стеклисто-белые глазные яблоки.

Первым человеком, увидавшим деревцо, был восьмилетний оборвыш Тэк. Он служил в поводырях у старого слепца-нищего по имени Цекус и помогал ему в сборе милостыни. В тот день с раннего утра бродили они меж домов поселка, пряча в суму и пеструю деревянную чашку скудные даяния людей. К вечеру, дойдя до околицы, отыскали нежилой, как им казалось, дворик и здесь, у тына, примяв траву, стали располагаться на ночлег.

Первым открыл местонахождение дерева Грай, как это ни странно, слепой старик. Глаза Тэка не покидали донца крашеной чашки, которую нес, не доверяя поводырю, старик, и жадно считали и пересчитывали позвякивавшие в чашке монеты. Старик, перед тем как опуститься наземь, опасливо повел длинным суковатым посохом вокруг: посох ткнулся в тын, ощупал землю, прошуршал по траве и вдруг уперся во что-то странное. Старик распрямился на полусогнутых коленях.

Что это? - обернулся он к Тэку, быстро отдергивая палку. Тэк взглянул: в трех шагах от них в сером воздухе сумерек белели какие-то странные круглые плоды, густо облепившие ветви невысокого деревца. Мальчик сделал шаг вперед. Протянул руку: пальцев коснулось что-то склизкое и холодное Дернул за белый нитевидный черенок и поднес сорванное к глазам: из руки прямо на него смотрел - то- расширяя, то суживая зрачок - человеческий глаз. Тэк вскрикнул и отшвырнул глаз прочь.

Ну, что... что там?..- спрашивал Цекус с возрастающим нетерпением.

Но мальчуган с плачем зарылся лицом в платье старика и не мог вымолвить ни слова. Тогда тот, шаря руками по воздуху, сам двинулся к деревцу: когда его пальцы запрыгали по скользким ветвям, ощупывая круглые зрачкастые чуть вздрагивающие от прикосновения шершавой кожи глазные яблоки, напряженное любопытство проступило на лице слепца. Тэк умолял уйти, но старик шамкал: "Нет, нет", - и не двигался с места. Близилась ночь. Тэк перепрыгнул через плетень и.прикорнул по ту его сторону.

Сквозь дыры в плетне темнела неподвижная сутулая фигура Цекуса, закрывшая страшное деревцо. Теперь Тэку приключение казалось чуть-чуть смешным. Он, улыбаясь, поднял еще раз веки: старик, не шевелясь, стоял, наклоненный над глазною яблонькой. И веки Тэка слиплись.

Ночь. Для Цекуса - всегда ночь: как пришла лет тридцать тому, так и нет рассвета. Цекус не был слепорожденным: катастрофа в шахте отняла у него глаза: один, под правым веком, был мертв, другой - вытек. Теперь, стоя у деревца с непонятными плодами, слепец грезил. Всякий раз, как Цекус оставался один, он пробовал силою слабнущей от дня ко дню памяти превратить ощупи в зримости и снова зажечь среди вечной ночи солнце: оно восходило -

серо-желтое, мутное, бессильное Солнце слепых, тянулось с низкого блеклого свода короткими лучами к неясным силуэтам гор, маячащим пятнам людей и шаткому контуру домов и деревьев. Так прошел час. Старец, присев на корточки, придвинулся вплотную к деревцу. Тихо. Тэк спит. Рука снова нащупала: глаз - два - три. Упершись большим пальцем левой руки в левую бровь, Цекус осторожно потянул за слипшееся мертвое веко вытекшего глаза и, преодолевая тупую боль, стал втискивать сорванный с деревца упругий и скользкий глаз во вгиб пустой глазницы. Глаз, вначале лишь болезненно тершийся о веко и разрывавший мелкие сосудцы, вдруг дернулся в пальцах и прочно вправился в орбиту: в ту же секунду что-то больно ударило в мозг, синие искры забились в глазу и у глаза, и испуганный насмерть Цекус потерял сознание.

Очнувшись, он подумал: приснилось. И в самом деле, вокруг чернела ночь: как и всегда. Цекус поднял руку к глазу: что это? Какой-то странный пятиконечный контур быстро надвигался на него. Старик застыл с поднятой рукой, и прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что видит свои пальцы.

Цекус прозрел ночью. Поднявшись на локтевой, щуря от острой боли веко, различил низко над собою черную, уходящую вдаль навись. Под черной нависью проступала узкая, полукругом изогнутая полоса. "Плетень",- шепнул Цекус и тихо захихикал. Встав с колен, он, напрягая зрение, различил (близко ли, далеко ли, он не знал) какие-то темные сквозистые силуэты, свисшие с нависи: вверху широкие, книзу узкие.

Деревья,- пробормотал Цекус, удерживая рукой расступавшееся сердце.

Правда, странная форма деревьев, свешивающихся комлями откуда-то сверху, точно сталактиты с черного свода пещеры, чуть озадачила его, но поток новых ощущений не давал времени спрашивать, "почему". Он вспомнил, что от деревьев до плетня - две минуты ходьбы,- и деревья сразу же вправились в определенное место пространства.

Цекус был счастлив. Самый яркий южный полдень, прихотливо разодетый в пестроты красок и неисчислимости солнечных лучей, не давал никому и никогда столько трепета, сколько дала старому Цекусу эта мглистая, кой-где маячащая скудным контуром и абрисом, безлунная и беззвездная осенняя ночь. И смутное плетение трав, и узкая полоса плетня, и чуть просиневшее предутренней синью

(только, странно, откуда-то снизу) светлеющее небо, казались раями, откровениями высших смыслов и радостей: и когда солнце (опять странно: будто падая диском вниз), одевая мир в цвета и блики, дало себя глазу, старый Цекус, изнемогший от волнений ночи, крепко спал. Беззубые десны его были разжаты улыбкой счастья.

Слух о чудесном деревце и прозрении Цекуса забегал, Семеня словами, по всем тропинкам и путям страны. За Цекусом ходили толпы. В деревянной кружке рядом с медяшками белели и серебряные монеты. Выспрашивали.

Но прозревший был как-то странно рассеян и нетверд в своем видении: шел шатким шагом, так, как если б ставил ступни в пустоту. Глядел не под ноги, а куда-то вверх. Глаз его, избегая лиц людей, щурился в носы их башмаков. Когда спрашивали, рад ли чуду, молчал, сердито шевеля ссохшимися губами. И наконец (этой привычки Тэк за стариком раньше не знавал), любил, сев у озера, а то и просто у лужи, глядеть - по целым часам - на отражения в воде.

Однажды, проходя меж рыночных лотков, Цекус велел Тэку купить зеркальце, но, глянув в него, швырнул стекло на камни. Люди смеялись. Но Тэк не смеялся: он не покидал старого Цекуса, потому что чувствовал, что Цекусу, в его прозрении, нужнее поводырь, чем прежде, в годы слепоты.

Люди не раздумывали долго над происшедшим: они обвели яблоню с глазными яблоками железной оградой к ограде приставили караул и вверили чудо особой комиссии из врачей и оптиков. Тэк часто задумывался с происшедшем, но истина слабому детскому мозгу его была не в подъем.

Между тем дело объяснялось очень просто: в хрусталике, вправленном в человечий глаз, живет озорная манера - опрокидывать мир, входящий в него лучами,- кверху дном. Но за мозгом, получающим опрокинутый мир от хрусталика, водится не менее озорная привычка - опрокидывать опрокинутое.

Только благодаря такому двойному кувырканию и получается достаточно серьезный мир, где верх - вверху, и низ - внизу, где полы - донья - корни снизу, а кровли - комли - тучи сверху и так далее. Но у ветхого глаза и древнего мозга старух Грай не было уже силы опрокидывать миры (легко ли это!), ронять звездное небо, как свидетельствует Алмазная грамота Трисмегистоса, долу лишь затем, чтобы опять возносить его горе. И поэтому-то Грайи видели вершину утеса, доверенного им Зевесом, как и все, над бегом туч; низины же для них, как и для всех, были внизу, в прорывах туч. Но когда бессильный глаз Грай сросся нервными волокнами с мозгом человека, то все пошло по-иному: глаз Грай давал мир всерьез, не переворачивая в нем ни единого блика, а человечий мозг, как и всегда, брал его озорно: и перед расширенным зрачком Цекуса горы стали на свои вершины, деревья потянулись, точно сталактитовая поросль, комлями вниз; под ногами зазияло небо с оброненными в бездну звездами, из-под самой подошвы башмака выползали тающие тучи, и только благодаря какому-то длящемуся чуду,- как думал суеверный Цекус,- нога его не проваливалась сквозь облачный студень в разверстые пустоты. А сверху давмя давил низко нависший черный пласт земли, с домами, запрокинутыми кровлями вниз, неустанно грозящими рухнуть вместе с людьми в звездную бездну.

В воздухе реяли опрокинутые на спину птицы. И только тело Цекуса, выключенное осязательными, мускульными и соматическими ощущениями из общего чувства опрокинутости всех вещей, находило себя одиноким и беспомощно затерянным в этом нелепом и непонятном мире - наоборот. Прозревший прятал от него свои глаза, склоняясь над зеркалами озер и луж: поверхности их, снова опрокидывая опрокинутый мир, давали ему, Цекусу, хоть вмале, хоть внутри лужи, мутное и колеблющееся подобие того прежнего, чаянного мира, к которому привык Цекус с детства и о котором грезил все тридцать лет своего калечества.

"Раньше,- горько размышлял Цекус,- калекой был я, один я, теперь я исцелен, но разве весь мир не стал жалким калекой: бросил божьи звезды вниз, уперся свисающей на головы землей, как в костыли, в свои опрокинутые горы и топчет вершинами их, будто поганую траву, ясные лучи, взращенные из солнца..."

Тем временем оптико-врачебная комиссия заседала. И снова заседала.

Несколько глазных яблок были препарированы скальпелем и разрезаны по их продольным и поперечным осям. Изучили - снаружи и изнутри.

Запротоколировали: "Глаза как глаза". Старый Цекус был помещен для наблюдений и опытов в изолированную камеру офтальмологической клиники. Он жаловался, как умел, на опрокинутость мира, просил убрать потолок из-под ног, умолял спасти. Однажды в припадке отчаяния старик, жалко всхлипывая, стал просить вернуть ему слепоту: Грайи мстили. Врачи и физики поводили плечами. Выделили подкомиссию. Подкомиссия распорядилась сорвать еще три глаза: взрезали по вспомогательным и боковым осям. Вылущили хрусталики, исследовали ретину до последней молекулы. Запротоколировали: "Глаза как глаза".

Тогда было решено, принимая во внимание то, что глаза произращены деревом, запросить мнения ученого помолога.

Помолог повертел глазное яблоко в руках, лизнул языком и, положив на место, объявил: "Глаз попросту еще не дозрел. Цекус поторопился. Если ж дать глазам вызреть, то..."

Вокруг радостно закивали головами: причина была сыскана.

К сентябрю глазные яблоки начали сами падать на заранее изготовленную выемчатую подстилку. Дежурный оптик, совершая утренний обход, всегда находил на земле два-три глаза, пучивших на него зрачки. На общем собрании комиссии и всех подкомиссий было постановлено: оборвать глаза до единого и приступить к широко задуманным опытам глазонасаждения.

Были собраны - из больниц, богаделен, домов призрения - в одно место все слепцы. Добровольцев пока не находилось.

Пресса дебатировала вопрос: по два или по одному глазу отпускать на душу. Глаз было мало, калек много. Приступили к опытам. Исцеленные по большей части обнаруживали те же - цекусовские - симптомы специфической тревоги и депрессии. Но их быстро изолировали в особую санаторию для привыкающих, откуда они, уже отчасти примиренные и покорившиеся факту, расходились, правда, той же - цекусовской - несколько шаткой и путаной походкой, с глазами, опасливо поднятыми кверху, по всем радиусам дорог страны.

Понемногу начали поступать заявления и от добровольно решившихся на операцию. Запас глаз был на исходе. В это время новый плодосбор дал несколько сот глазных яблок.

У исцеленных, после трех-четырех месяцев тоски и страха, обыкновенно устанавливалось некоторое спокойствие и даже странная и несколько дикая веселость. Правда, в своих воззрениях, укладе жизни, вседневных привычках и религиозных убеждениях грайеглазые резко отличались от остальных людей,- но они, как и все, например, женились (чаще всего друг на друге) и порождали потомство.

Новое поколение грайеглазых не обнаруживало уже признаков особой тоски и растерянности, столь характерных для людей, заблудившихся меж двух миров: одним - спрятанным в памяти, другим - данным мукою операции; юные грайеглазые уверенно шагают по тучам и звездам, спокойно топча их, но, говоря о земле и лужах, глядят ввысь.

С заключениями о жизнегодности грайеглазых не надо спешить: они только-только нарождаются. Их еще мало. И на вопрос: где правда, в первом или во втором двусловии древнего трисмегистого надписания "Небо вверху -

небо внизу" возможны четыре ответа: "Здесь", "Там", "И здесь, и там", "Ни там, ни здесь".

Сигизмунд Доминикович Кржижановский - Грайи , читать текст

См. также Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

ГУСЬ
Гуси, как это всем известно, спасли Рим и литературу. Стилос был забыт...

Дымчатый бокал
- Может, вам угодно посмотреть коллекцию старинных монет? Нумизматы хв...

Грайи были древними старухами, олицетворением старости, хотя Гесиод эвфемистически именовал их «прекрасноланитными» . Эсхил в «Прометее прикованном» говорит о них: «на вид как лебеди, но с общим глазом, и один-единственный у каждой зуб. Лучами никогда на них не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи» . Грайи имели один глаз и один зуб на троих, а также с рождения обладали седыми волосами. Их посетила Ио .

В литературе и искусстве

Действующие лица трагедий Эсхила «Форкиды» (фр.261 Радт, всё действие в Аиде ), Тимокла и неизвестного автора «Форкиды».

Под именем «Форкиады» Грайи появляются в «Фаусте » Гёте ; Мефистофель принимает облик одной из них.

Грайи также имеют место в компьютерной игре «Titan Quest », в дополнении «Immortal Throne ». Герой игрока должен убить Грай, забрать их единственный глаз и отдать его волшебнице Медее, чтобы она открыла герою дорогу в царство Аида.

Геркулес (мультфильм) - именно в этом полнометражном мультфильме было показано как Грайи с помощью пряди волос, разрезая один из волосков ножницами, обрывали жизнь людей и отправляли их в загробный мир.

Цитаты

«Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила.
Прямо седыми они родились. Потому и зовут их
Граями боги и люди. Их двое, - одета в изящный
Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, - в шафранный.»

Гесиод. Теогония. 270-273. Пер. В. Вересаева.

«Персей, руководимый Гермесом и Афиной, прибыл к дочерям Форка - Энио, Пефредо и Дино. Они происходили от Кето и Форка, были сестрами Горгон и старухами от рождения. На всех трех они имели один зуб и один глаз и обменивались ими поочередно. Персей овладел этим зубом и глазом и, когда те стали просить его, чтобы он отдал похищенное, пообещал, если они укажут ему дорогу, ведущую к нимфам. Эти нимфы имели крылатые сандалии и заплечную сумку под названием κιβισις; была у них и шапка. Когда дочери Форка привели его к нимфам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф получил то, ради чего старался к ним проникнуть.»

Аполлодор . Мифологическая библиотека. II.

«Трагический поэт Эсхил рассказывает в „Форкидах“, что Грайи были стражницами Горгон; об этом мы говорили в I книге „Генеалогий“. Считают, что на всех у них был только один глаз и что они, поочередно обмениваясь им, несли стражу. Персей выхватил этот глаз, когда они передавали его друг другу, и забросил в Тритоново болото. Поэтому, ослепив стражниц, он легко убил спящую Горгону Медузу.»

Гигин . Астрономия.

«И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба,
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил…»

Овидий . Метаморфозы. IV, 772-779.

Напишите отзыв о статье "Грайи"

Литература

• Роберт Грейвс. Мифы древней Греции.

Отрывок, характеризующий Грайи

Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.

Сёстры горгон и гесперид).

Грайи были древними старухами, олицетворением старости, хотя Гесиод эвфемистически именовал их «прекрасноланитными» . Эсхил в «Прометее прикованном» говорит о них: «на вид как лебеди, но с общим глазом, и один-единственный у каждой зуб. Лучами никогда на них не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи» . Грайи имели один глаз и один зуб на троих, а также с рождения обладали седыми волосами. Их посетила Ио

В литературе и искусстве

Действующие лица трагедий Эсхила «Форкиды» (фр.261 Радт, всё действие в Аиде ), Тимокла и неизвестного автора «Форкиды».

Под именем «Форкиады» Грайи появляются в «Фаусте » Гёте ; Мефистофель принимает облик одной из них.

Цитаты

«Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила.
Прямо седыми они родились. Потому и зовут их
Граями боги и люди. Их двое, - одета в изящный
Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, - в шафранный.»

Гесиод. Теогония. 270-273. Пер. В. Вересаева.

«Персей, руководимый Гермесом и Афиной, прибыл к дочерям Форка - Энио, Пефредо и Дино. Они происходили от Кето и Форка, были сестрами Горгон и старухами от рождения. На всех трех они имели один зуб и один глаз и обменивались ими поочередно. Персей овладел этим зубом и глазом и, когда те стали просить его, чтобы он отдал похищенное, пообещал, если они укажут ему дорогу, ведущую к нимфам. Эти нимфы имели крылатые сандалии и заплечную сумку под названием κιβισις; была у них и шапка. Когда дочери Форка привели его к нимфам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф получил то, ради чего старался к ним проникнуть.»

«И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба,
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил…»

Литература

• Роберт Грейвс. Мифы древней Греции.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Форкиады" в других словарях:

Персей возвращает Грайам глаз, Генри Фюзели Грайи, Граи, Форкиады (др. греч … Википедия

Грайи, Граи, Форкиады (Γραίες «седые», «старухи») три сестры, одна из нескольких троиц архаичных богинь древнегреческой мифологии , Форкиды (дочери Форкия и Кето, сёстры горгон и гесперид). По «Теогонии» Гесиода, их только две: Пемфредо и Энио … Википедия

- (греч. старухи) в греческой мифологии две или три дочери Форкия и Кето, сестры горгон. Имели прекрасные ланиты и седые от рождения волосы. Согласились помочь Персею найти и убить горгону Медузу после того, как герой похитил у них единственный на… … Большой Энциклопедический словарь

- (нем. Mephistopheles) центральный персонаж трагедии И. В.Гете «Фауст» (часть первая 1806, вторая завершена в 1831). М. Гете мало похож на дьявола народных легенд и тех кукольных представлений о докторе Фаусте, которые часто показывали в Германии… … Литературные герои

Нет, дорогие циклопы, как бы вы свирепы и одноглазо прекрасны не были, в этом ТОПЕ вас не будет. На вас отдельный составлять нужно.

20 Очень страшный пират (Голубой щенок)

19 Сестры грайи. У них вообще один глаз на троих (Персей) В диснеевском Геркулесе их почему-то сделали мойрами, но там и Геракл - сын Геры

и

18 Пятый (9)

17 Одноглазая ведьма (Крупная рыба)

16 Т - 800. Бульк, глаз в раковину. (Сами догадайтесь, из какого фильма)

15 Неповторимый Тим Рот в роли Мужчины в черном в совершенно дурацком фильме, весь сюжет которого Катрин Денев ходит с недоуменным лицом, не понимая, как она сюда попала (Мушкетер)

14 Капитан Рон, вызвавшийся перегнать яхту Кларка Гейбла для одной семьи (Капитан Рон)

13 Потерявший в бою глаз Дилиос. Хотя, кто помнит, кого там как звали. (300)

Ой, C3PO, ты что тут делаешь? Тебе глаз починят - брысь отсюда!

12 Какой злодей, да не одноглазый? Соратник генерала Байсона Сагат (Уличный боец)

11 Он почти убил Гитлера. Полковник Клаус фон Штауффенберг (Операция "Валькирия")

10 Король всех богов Один (Тор)

9 Кобра Змей Плискин.(Побеги из LA и NY)

8 Мракоборец Алистер Грюм (Гарри Поттер)

7 Красноглазый Кано (Мортал Комбат)

6 Сэмуэль Л Джексон из организации ЩИТ (Мстители и пр.)

5 Дэннис Хоппер (Водный мир)

4 Чарльз Дэнс в роли меняющего искусственный глаз гангстера Бенедикта (Последний киногерой)

Первую тройку оккупировали дамы. Они доказали, что даже с одним глазом можно и нужно оставаться прекрасными.
3 Третье место занимает Элль Драйвер (Убить Билла)

2 На втором месте Фрэнки (Небесный капитан или мир будущего). Она настолько прекрасна, что даже обоглазая Гвинет Пэлтроу застремалась.

1 Туранга Лила. Йо. (Футурама). Без неё на первом месте этот топ не имел бы права на существование